21/08/2013
"…После возвращения в Москву, прямо на улице, они громко праздновали свой «успех». Когда старый ветеран прикрикнул на них, один из молодых солдат ему ответил:
- «Молчи, дед, я завоевывал Прагу».
- «Ну, значит, ты еще тот дурак», - отрезал ветеран".
(Из книги «Вторжение 1968, русский взгляд»)
О книге «Вторжение 1968, русский взгляд», написанной чехами для чехов, но - "... глазами советских людей".
Еще в апреле 1967 года, Эльвира Григорьевна Филипович возмущенно записала в дневнике: «Разрешены дебаты. Некоторые уже зашли так далеко, что предлагают неслыханное: отменить ведущую роль партии, при этом они забывают, что это мы, коммунисты, разрешили демократию…»
Вместе со своим мужем, Иво Птакем (Ivо Pták), она работала зоотехником в Либерецком крае, но потом, в первой половине 60-х годов они добровольно уехали в Алтайский край в СССР. Её восторженное отношение к коммунизму быстро охладело, и запись в дневнике от 29-го августа 1968 года уже звучит совершенно иначе: «Лектор говорил долго и воодушевленно, больше всего он восхищался молниеносной скоростью маневров наших и союзнических войск. Зал ему аплодировал. Я сидела тихо и чувствовала себя трусихой. Я боялась произнести даже слово в защиту чехословаков».
Эти воспоминания завершают сборник «Вторжение 1968, русский взгляд» (Invaze 1968, ruský pohled), редактор которого – корреспондент «Чешского телевидения» Йозеф Паздерка (Josef Pazderka). Это первая книга, которая через эссе, исследования и интервью целенаправленно изучает реакцию советского общества на оккупацию Чехословакии – от солдат, сотрудников советского посольства и агентов КГБ до журналистов, диссидентов и жителей провинций за Уралом. Более того, издание дополняют фотографии Йозефа Коуделки (Josef Koudelkа), Карла Цудлина (Karеl Cudlín) и других авторов.
Медали для наших героев.
Историк Иржи Хоппе (Jiří Hoppe) в книге Opozice ’68 («Оппозиция’68») показывает, что в планы коммунистов не входило отказываться от власти. Они боялись, что проснется гражданское общество, восстановится социальная демократия или будет основано движение K 231 (Клуб бывших политических заключенных коммунистического режима, основанный 31 марта 1968 года - прим. перев.).
Но это ничего не меняет в том, какие надежды Пражская весна дала не только Чехословакии, но и определенной части советской общественности. Прежде всего, можно было говорить об интеллектуалах. Они надеялись, что послабление в Чехословакии распространится и на Восточный блок и постепенно дойдет до Москвы. Но вместе с этим больше было тех, кто верил, что советское вторжение в Чехословакию предотвратило контрреволюцию, а значит и третью мировую войну. Они встречали возвращавшихся солдат цветами, и московское правительство своих «героев» награждало медалями за храбрость. Именно о таких противоречивых реакциях рассказывает книга «Вторжение 1968, русский взгляд».
Редактор Йозеф Паздерка в предисловии пишет, что авторы хотели запечатлеть «психограмму» советского общества в конце 60-х годов: эмоции, мечты, заблуждения. Поэтому авторы намеренно избегали подробного анализа событий, происходящих в армии и на высшем политическом уровне (об основном историческом контексте в своих текстах говорят Ольга Павленко и Никита Петров); не стоит говорить о книге, как о чисто научной работе. Задачам соответствуют живой публицистический стиль и жанровое разнообразие отдельных текстов, благодаря чему книга резко отличается от других, часто по-академически сухих томов, которые издает Институт изучения тоталитарных режимов (Ústav pro studium totalitních režimů).
За вашу и нашу свободу.
В итоге получается, что об августовских событиях охотнее говорят люди, которые с оккупацией не согласились. Исключение – генерал Косенко, чья мотострелковая дивизия была в Праге. На его примере становится ясно, насколько эффективной была пропаганда КГБ и как тяжело признавать свои ошибки, несмотря на обнародованные позже факты. Косенко и через 40 лет повторяет ложь о том, что в Чехословакии готовился переворот, инсценированный западными державами, армии которых ждали у границ, что в Чехословакии были обнаружены секретные склады оружия (речь шла о ружьях, конфискованных у народной милиции) и что контрреволюционные элементы коварно стреляли по его солдатам. Тем не менее, в советской армии нашлись офицеры, которые сомневались в верности такой трактовки событий.
В этом отношении интересно интервью с генералом Воробьевым, чьи части занимали область рядом с Домажлице. Он, в отличие от Косенко, прошел через катарсис. Воробьев говорит, что он допустил «ошибки, которые нельзя исправить». Десантник Борис Шмелев идет еще дальше, называя себя «невольным соучастником». Он рассказывает, как после возвращения в Москву они на улице громко праздновали свой «успех». Когда старый ветеран прикрикнул на них, Шмелев ему ответил: «Молчи, дед, я завоевывал Прагу». «Ну, значит, ты еще тот дурак», - отрезал ветеран.
Возможно, многие читатели сделают для себя удивительное открытие: большинство советских диссидентов даже не думали о том, что события "Пражской весны" должны были привести к падению коммунизма. Они хотели реформировать существовавший режим, а не ликвидировать его.
Диссидентка Людмила Алексеева в интервью объясняет это тем, что в Советском Союзе, в отличие от других стран Восточного блока, при социализме жило уже третье поколение, и для этих людей этот режим был естественным. «Социализм с человеческим лицом – эта необычная формулировка (…) была точной, именно так мы чувствовали и именно этого хотели», - рассказывает Алексеева.
Они даже учили чешский и жадно глотали ежедневные сообщения из Rudé právо и других чешских газет, которые можно было купить в московской гостинице «Националь». Говорят, что в 1968 году все газеты раскупали еще утром.
Похожими воспоминаниями о том времени делятся и другие диссиденты. Выделяется интервью с Натальей Горбаневской, одной из семи смелых, которые 25-го августа 1968 года на Красной площади выступали «За нашу и вашу свободу», как было написано на одном из плакатов. За это советский режим упрятал их в психиатрические клиники, что в некотором роде было хуже, чем попасть в лагерь. Горбаневская не знала, сколько ее там продержат, врачи давали ей лекарства от шизофрении, вызывающие галлюцинации. Она жила в палате с действительно больными женщинами и поэтому боялась, что скоро она даже не сможет понять, что уже тоже сошла с ума.
После Чехословакии может быть что угодно.
Общее благожелательное отношение советских интеллектуалов к Чехословакии отражалось, например, и в том, что гораздо более кровавое подавление венгерской революции в 1956 году они воспринимали не настолько трагически, как советское вторжение в Чехословакию. На события у нас советские люди проецировали «собственную историю и последовавшее разочарование», пишет русист Томаш Гланц (Tomáš Glanc) в статье Pozor! Pozor! Ruská inteligence a sovětská okupace («Внимание! Внимание! Русская интеллигенция и советская оккупация»).
В тексте о реакции общества в зауральских провинциях Леонид Шинкарев рассказывает, что на такое отношение к чехам и словакам могли повлиять воспоминания о мужестве чешских легионеров, популярность «Похождений бравого солдата Швейка» Гашека и хорошее впечатление, которое после себя оставили в России путешественники Зикмунд (Zikmund) и Ганзелка (Hanzelka).
Однако в тексте Шинкарева больше, чем в работах других авторов, чувствуется желание снова видеть только хорошее, считать, что любовь к Чехословакии разделяла большая часть русской общественности. Так же под влиянием ностальгии, хотя и в гораздо меньшей степени, о работе пражской редакции журнала «Проблемы мира и социализма» вспоминает Владимир Лукин, тогда главный редактор изданий. Ностальгия чувствуется и в коротком воспоминании Петра Питхарта (Petr Pithart).
Ценность книги «Вторжение 1968, русский взгляд» не только в собрании свидетельств «другой стороны». Рассказы отдельных людей дают возможность понаблюдать, как время работает над воспоминаниями участников событий, как эти люди были вынуждены справляться со своими иллюзиями и как позже эти иллюзии адаптируют новый опыт и новое мировоззрение.
Для более дальновидных советских людей, симпатизировавших "Пражской весне", как и для многих чехословаков, вторжение означало конец надежд. Только тогда стало понятно, что социализм реформировать нельзя, что у него не может быть человеческого лица.
Оригинал публикации: "Mlč, dědku, já jsem dobýval Prahu".
